На часах 6:45 утра. В переполненном троллейбусе пахнет перегаром и по́том, несмотря на то, что на дворе зима. На предыдущей остановке в него втекла бригада заводских рабочих после третьей смены и утрамбовала Тамару Викентьевну в самую середину салона. Женщина не издала ни звука, даже не поморщилась, будто не существовало для неё ни запахов, ни толчеи, ничего вокруг.

Так происходило каждый день на протяжении последних двух лет. Тамара Викентьевна просыпалась в четыре утра, готовила завтрак себе и двоим внукам, которые ещё спали, ела, не чувствуя вкуса, наливала в термос бульон, который тоже варила каждое утро, и выходила к шести утра на остановку, заходила в первый троллейбус и с пересадкой в середине пути ехала на другой конец города к открытию дома инвалидов. Ровно в семь она заходила внутрь, поднималась шесть ступенек до холла, сдавала пальто в гардероб, огибала его слева и поднималась на лифте на третий этаж. В комнате 324 Тамара Викентьевна подходила к молодой женщине и молча, привычными, отработанными до автоматизма движениями проводила гигиенические процедуры, обтирала, переворачивала, меняла подгузник. Поднимала верх кровати так, чтобы женщина на ней находилась в положении полусидя, садилась у изголовья, открывала термос и только после этого начинала говорить.

— Здравствуй, доченька, — и аккуратно, чтобы не облить, помогая второй рукой с полотенцем, вливала чайную ложку бульона ей в рот. — Ромка вчера десятку заработал по математике, наверное, на городскую олимпиаду поедет. А Фёдор подрался снова, нужно бы его в секцию бокса отдать, а что, тоже талант!

Она говорит, говорит не переставая, словно заводная кукла, называет имена, перечисляет события, высказывает предположения. Ровно через пятнадцать минут «завод» заканчивается и она завершает свою речь словами «Я люблю тебя. До завтра!», собирает в сумку термос и выходит из комнаты. Коридор, лифт, гардероб, ступеньки, выход, троллейбус.

Школа. Тамара Викентьевна учительница начальных классов. Хорошо, что сейчас уроки начинаются в 8:30, а то было бы совершенно непонятно, как все успеть. После основной работы она остаётся с детьми на продлёнку, а потом идёт в магазин и едет домой к внукам, делать уроки, готовить ужин, стирать. Просто удивительно, как много функций может выполнять человек в режиме автопилота.

Вечером в троллейбусе также тесно, как и утром. В час пик разрезать сумку и вытащить кошелёк может даже начинающий, что уж говорить о профессиональном щипаче. Хотя Тамара Викентьевна не заметила бы ничего, даже будь они в троллейбусе вдвоём. Витька мастерски делает надрез, достает портмоне, кладет в него пачку денег и через то же отверстие просовывает обратно в сумку. Этого должно хватить, чтобы перевезти дочку домой и нанять сиделку как минимум на год, а может и на два.

Двадцать лет назад он учился в школе, где преподавала Тамара Викентьевна, но, к сожалению, не в её классе. Она была единственной учительницей, которая заступалась за него во время нападок других мальчишек на переменах и добилась от педсовета, чтобы они нашли способ это прекратить. Витька узнал о трагедии Тамары Викентьевны почти год назад от нового сокамерника и сразу знал, что будет делать, когда выйдет. Деньги, которые он вложил в кошелек, не были ворованными. Витька решил завязать, когда на очередном свидании маленькая дочка не узнала его. Он выиграл эти деньги в казино за пару дней до того, как его повязали, и успел спрятать в погребе. Как только вышел, он поехал к дому Тамары Викентьевны, поговорил с соседями и вычислил ее маршрут. Остальное — дело техники.

Было бы иронично попасться сейчас на «краже наоборот», но всё прошло гладко. Он подождал, пока Тамара Викентьевна выйдет на своей остановке, выскочил следом за ней и, закутавшись в шарф по самые глаза, похлопал ее по локтю.

— Женщина, у вас дырка в сумке. Не потеряйте ничего! — и, пока Тамара Викентьевна медленно выходила из автопилота, чтобы осмыслить услышанные слова, скрылся за углом.